SpyLOG

5.2. Законы памяти: эмпирические и рациональные основания .

  Преамбула.

Без преувеличения можно сказать, что на всем протяжении истории мысли, начиная, пожалуй, с Платона, за феноменом памяти признавалась особая роль в познавательной активности. «...Мать муз, - всего причина» - воспевает человеческую память Эсхил в своей бессмертной трагедии. Аристотель пишет труд «О памяти и воспоминании», где ставит важнейшие проблемы, до сих пор актуальные для современной психологической науки. А Бл.Августин напрямую аппелирует к Богу, стремясь постичь парадоксальное свойство мнемики: неспособность вспомнить то, что наверняка храниться в памяти, иначе как же можно пытаться вспомнить о том, о чем не помнишь, что помнишь. А.Бергсон посвящает исследованию природы памяти отдельную работу, итогом которой явилось представление о двух независимых видах памяти: памяти тела и памяти духа. Именно память, по мнению И.М.Сеченова, занимает главенствующее место в психической жизни. Сквозной характер мнемической функции, ее представленность на всех уровнях психофизиологической организации ……… работает на памяти …….позволяют считать

Работе механизмов памяти, различным эффектам ее функционирования посвящено огромное количество психологической литературы. И это неудивительно. Ведь уже на заре научной психологии мнемические процессы стали предметом многочисленных исследований. Один из пионеров экспериментальной психологии, Г.Эббингауз, случайно наткнувшись в лавке парижского букиниста на книгу Т.Фехнера «Элементы психофизики», был окрылен идеей использования математического языка для описания психических явлений. Первые успехи психофизики вселяли надежду: открытие законов, которым подчиняется душевная жизнь, более не является научной утопией. Более того, именно на поиск закономерного должны быть ориентированы исследователи, придерживающиеся естественнонаучных взглядов. А методологический императив естественной науки требует любые рациональные построения, сколь бы логически состоятельны они не были, проверять в эксперименте. Г.Эббингауз переносит этот принцип в область психологии памяти и начинает проводить исследования процессов запоминания, узнавания, воспроизведения, разрабатывает различные методы, обосновывает необходимость применения бессмысленных слогов в качестве стимульного материала. (Не думаю, что именно эта идея Эббингауза обладает наибольшей научной ценностью, хотя, известно, что последователь В.Вундта, Э.Титченер называл применение бессмысленных слогов самым выдающимся изобретением психологии, аж со времен Аристотеля [М.Г.Ярошевский, 1996, стр.135]). В 1885 году выходит в свет работа Г.Эббингауза «О памяти», в которой автор приводит описание предлагаемых методов исследования и результаты собственных экспериментов. Хотя Эббингауз и не предложил собственной теории, его эмпирические исследования стали классическими образцами изучения памяти человека. После Эббингауза в данной области было обнаружено множество разных эффектов, предложены модели строения памяти, разработаны различные мнемотехнические приемы, но, бесспорно, именно работы немецкого ученого заложили основу всех будущих исследований в этой области.

Хотелось бы обратить внимание на то обстоятельство, что при колоссальном эмпирическом материале, который накоплен в психологии памяти, - ведь технически провести эксперимент не составляет большого труда, поскольку в исследованиях мнемических процессов, в большинстве случаев, не требуется использования дорогостоящей аппаратуры и специальных технических средств, - в этой сфере психологического знания фактически не открыто законов функционирования памяти, хотя и обнаружено несколько интереснейших экспериментальных фактов. Достаточно назвать эффект реминисценции, который известен в двух своих разновидностях - это феномен Бэлларда и феномен Уорда-Ховлэнда, эффект Зейгарник, эффект фон Ресторф, эффект Биренбаум, эффект Овсянкиной, эффект неосознанного негативного выбора (эффект Аллахвердова) и др. Вместе с тем, сами по себе эмпирические явления, в том числе, и экспериментальные эффекты, не могут расцениваться как научные факты до тех пор, пока они не получат своего законосообразного объяснения. Поскольку «психология памяти» как раздел «общей» или, если угодно, «когнитивной психологии» является естественно-научной, а не гуманитарной дисциплиной, то, следовательно, любой мнемический эффект должен быть понят как следствие действия определенного закона. Хотелось бы обратить внимание на парадоксальность того обстоятельства, при котором в естественно-научной экспериментальной области психологических исследований памяти не установлено законов, объясняющих эмпирику, хотя количество эмпирических исследований год от года возрастает. Данная работа была выполнена в стремлении устранить этот изъян. Законы, которые описаны ниже, являются, фактически, первыми попытками «собрать» эмпирику под определенные шаблоны объяснения. Даже, если эти законы покажутся достаточно тривиальными (хотя надо сказать, закон и должен тривиализировать реальность, так как последняя всегда богаче, обширнее, сложнее, чем рациональная форма ее репрезентации), лучше иметь такие законы, чем никакие. Во всяком случае, будет что критиковать.

Несомненно, еще не одно поколение исследователей будет находиться в поисках ответов на вопросы, всегда волновавшие умы человечества: «Что сохраняет память?», «Как она устроена?», «Как работает?»... Ибо все, что касается этой удивительной способности, сопряжено с многочисленными загадками, парадоксами, таинственными явлениями. (О мнемических загадках см. [А.Ю.Агафонов, 2001, стр.120-123]).

5.2.1. Закон тотальной сохранности мнемических следов. Структура бессознательного.

Обыкновенно считается, что если человек что-либо забыл, следовательно, он этого не помнит. Хотя, очевидно, что когда мы что-либо забываем, а об этом мы судим на основании того, что не можем вспомнить в данный момент времени, мы помним о том, что именно забыли. Иначе говоря, невозможность в наличный момент времени, то есть в рамках текущего настоящего, воспроизвести некоторую искомую информацию, не должно расцениваться как свидетельство отсутствия или наличия информации в памяти. Это парадоксальное свойство человеческой памяти впервые было замечено Бл. Августином , который, с присущей ему восторженностью, указывал:

"Когда сама память теряет что-то, как это случается, когда мы забываем и силимся припомнить, то где производим мы наши поиски, как не в самой памяти? И если случайно она показывает нам что-то другое, мы это отбрасываем, пока не появится именно то, что мы ищем. А когда это появилось, мы говорим: "вот оно!". Мы не сказали бы так, не узнай мы искомого, и мы не узнали бы его, если бы о нем не помнили. Мы о нем, правда, забыли. Разве, однако, оно не совсем выпало из памяти и нельзя по удержанной части найти и другую? Разве память не чувствует, что она не может целиком развернуть то, к чему она привыкла как к целому? Ущемленная в привычном, словно охромев, не потребует ли она возвращения недостающего?"(225)

Августин впервые описал хорошо известный в психологии памяти феномен "на кончике языка", обратив внимание на то обстоятельство, что, при невозможности вспомнить какое-то хорошо известное имя, человек в момент попытки воспроизвести это имя, вместе с тем, ясно осознает, что это имя он помнит, но вспомнить не может. "Если мы видим знакомого или думаем о нем и припоминаем его забытое имя, - говорил Августин, - то любое, пришедшее в голову, с этим человеком не свяжется, потому что нет привычки мысленно объединять их. Отброшены будут все имена, пока не появится то, на котором и успокоится память, пришедшая в равновесие от привычного ей сведения. А где было это имя, как не в самой памяти? Если даже нам напомнит его кто-то другой, оно, все равно, находилось там. Мы ведь не принимаем его на веру, как нечто новое, но, вспоминая, только подтверждаем сказанное нам. Если же это имя совершенно стерлось в памяти, то тут не помогут никакие напоминания. Забыли мы его, однако, не до такой степени, чтобы не помнить о том, что мы его забыли. Мы не могли бы искать утерянного, если бы совершенно о нем забыли." (226)

Мы имеем дело с весьма забавным парадоксом мнемики: "забыл, но помню, что забыл". В настоящее время не существует доказательств того, что информация (а мы помним, что информация, хранящаяся в человеческой памяти, является по своей природе смысловой информацией), однажды попавшая в память, с течением времени может бесследно исчезнуть. Вместе с тем, психологами еще не предложены доказательства того, что информация, однажды попавшая в память, с течением времени никуда не исчезает (кстати, а куда бы она могла исчезнуть? ) .

Обращаясь к первым в психологии исследованиям памяти, хотим заметить, что некоторые открытые Эббингаузом эмпирические закономерности еще не в полной мере осмыслены. Взять хотя бы такой парадоксальный опытный факт, установленный Эббингаузом: спустя время, после того, как испытуемый заучил некоторый материал ему предлагается воспроизвести искомый стимульный ряд. Испытуемый при всем желании не может вспомнить не одного стимульного элемента. Вроде бы тривиальное явление. «Человек, - скажем мы,- в своей житейской практике повседневно сталкивается с тем, что забывает как ненужную, так и полезную информацию. Что же здесь удивительного?» Но оказывается, что для того, чтобы повторно заучить тот же самый материал, испытуемому требуется гораздо меньше времени, чем ранее. А это означает, что испытуемый все же помнит о том, что не помнит! Каково же устройство памяти, если можно помнить, будучи неспособным вспомнить?

Попробуем, если не ответить на этот вопрос, то , во всяком случае, предложить возможный путь решения, идейный контур, помогающий, как нам думается, обозначить вероятное направление поисков. Кроме того, это позволит ввести некоторые операциональные понятия, которые станут необходимы в дальнейшем.

Со времен Эббингауза общеизвестно, что удержание информации в памяти зависит от времени. Чем больше интервал удержания, тем ниже продуктивность воспроизведения. Однако, невозможность в актуальный момент времени воспроизвести некоторую искомую информацию, не должно расцениваться как свидетельство отсутствия или наличия этой информации в памяти. Но, обыкновенно, именно по эффективности воспроизведения судят о сохранности заученного материала. Действительно, если испытуемый не воспроизводит или не узнает ранее предъявленную информацию, то, казалось бы, это должно служить подтверждением факта забывания, так как других эмпирических критериев не существует. В житейской практике мы именно так и рассуждаем, говоря о сохранности в памяти той или иной информации. Хотя, ясно, что эффективность воспроизведения характеризует исключительно способность субъекта к произвольному извлечению некоторого информационного материала, хранящегося в памяти, и никоим образом не может выступать в качестве релевантного опытного референта отсутствия или наличия в памяти этого материала. Забывание как эмпирический феномен, вообще говоря, не может являться предметом экспериментального исследования. Если мы даже не помним о том, что хотим вспомнить, у нас нет оснований полагать, что когда-то ранее запомненная информация в памяти не содержится. «Пусть человек уверен, что он ничего не помнит, - замечает В.М.Аллахвердов, - на самом деле, он все же вполне может что-то хранить... в своей памяти. Даже когда наше сознание забывает, оно на самом деле помнит что-то из забытого, помнит то, что как бы не помнит» [В.М.Аллахвердов, 1998, стр.117].

Известно, что могут быть разные формы умозаключений: как индуктивные, так и дедуктивные. Пойдем сначала индуктивным путем. Для этого рассмотрим несколько показательных эмпирических примеров.

  1. Простейшим примером, демонстрирующим сохранность в памяти определенной информации при субъективной неспособности к ее произвольному воспроизведению, служит выполнение элементарного задания с использованием метода узнавания. Так, например, если человеку предъявить 20 - 25 слов, то едва ли он запомнит все слова ряда с первого предъявления. Если этому же испытуемому после воспроизведения предложить другой ряд, который составлен как из новых слов, не входящих в первый стимульный ряд, так и из тех, которые не были воспроизведены, то испытуемый, как правило, всегда легко идентифицирует те слова, которые предъявлялись ему в первом стимульном ряду. Каждый может провести подобный эксперимент и убедиться в справедливости сказанного.
  2. В 1941 году Х.Барт обнаружил свидетельство возможности сверхдлительного сохранения запомненного материала, запечатленного в ранние детские годы. Каждый день в течении трех месяцев, начиная с пяти месяцев, ребенку читали три отрывка на греческом языке. Между 18-м и 21-м месяцами ему ежедневно прочитывались три других отрывка. Так продолжалось до 3-х летнего возраста ребенка и при этом для каждых последующих трех месяцевбрались новые отрывки. В общей сложности был прочитан 21 отрывок. В возрасте 8,5 лет испытуемый выучил 7 из этих отрывков и 3 новых. Было установлено, что старые отрывки заучиваются на 30% быстрее новых. Сохранение материала в памяти оценивалось по разнице в количестве повторений, необходимых для заучивания старых и новых отрывков. В возрасте 14 лет (то есть спустя примерно 11 лет) сохранение составило 8%, а в 16 лет различий уже не было отмечено [Т.П.Зинченко ,2000, стр.103,104].
  3. С.С.Корсаков изучал расстройства памяти, главным образом, случаи забывания недавнего прошлого. Он, опираясь на наблюдения больных, страдающих амнезией, был вынужден признать, что «при потере памяти способность фиксации все-таки остается» [С.С.Корсаков, 1998, стр.75]. Красноречивы выводы, которые делает Корсаков, обобщая свои клинические наблюдения: «...Для человека, изучающего законы нормальной душевной жизни, описываемые мною случаи могут представить интерес со стороны следующих пунктов: 1) поразительно, что иногда впечатления недавнего исчезают из памяти больного почти моментально. Только что событие кончилось, и больной уже не может его вспомнить; 2) оказывается, однако, что хотя больной и решительно не может вспомнить того, что только что случилось, но след от этого остается в психике больного и через некоторое время, может быть через год, вдруг неожиданно всплывает в сознании. То, что больной моментально позабывает, потом делается способным к воспоминанию. При этом оказывается часто, что целый ряд следов, которые решительно не могут быть восстановлены в сознании ни активно, ни пассивно, продолжают жить в бессознательной жизни, продолжают направлять ход мыслей больного, подсказывают ему те или другие выводы и решения [С.С.Корсаков, 1998, стр.74].
  4. В 1911 году Э.Клапаред описал любопытные факты, связанные с поведением больных, имеющих корсаковский синдром. Клапаред в течении нескольких дней здоровался с одним больным и незаметно колол его в момент рукопожатия иглой. Больной перестал подавать Клапареду руку. Вместе с тем, он не узнавал его и не помнил ни факта укола, ни факта того, что с ним здоровались [См. Б.В.Зейгарник, 2000, стр.132].
  5. А.Н.Леонтьев (1935) вырабатывал у подобных больных условный рефлекс на болевой раздражитель, хотя больные не помнили этого и не могли осознать этого факта [Б.В.Зейгарник, 2000, стр.132].
  6. Б.В.Зейгарник приводит любопытный клинический случай, описанный Э.А.Коробковой. Больному показывают часы и спрашивают, как этот предмет называется. Хотя он и отвечает, что не знает, но через некоторое время говорит: «Я прежде знал, у меня тоже были часы, а сейчас я забыл, как это называется» [См. Б.В.Зейгарник, 2000, стр.45-46].
  7. Многочисленны случаи, так называемой, феноменальной памяти. Известно, что поразительную музыкальную память имели Моцарт и Бетховен, феноменальной зрительной памятью обладали - художники Н.Ге и Г.Дорэ. А.Македонский знал всех своих солдат по именам, а феноменальную память на лица имел А.В.Суворов. Универсальная память была у Шерошевского, уникальные способности которого несколько десятков лет изучали А.Н.Леонтьев и А.Р.Лурия. (Известны и другие примеры сверхдолговременного хранения информации [См., например, Р.Л.Солсо, 1996, стр.264-272]).

Эффект возрастной регрессии

  1. В гипнозе нередко используют специальные техники индуцирования особых состояний сознания. Путем внушения, в частности, удается достичь эффекта возрастной регрессии . Так, например, пациентку в зрелом возрасте, проходившую психотерапевтический курс, в состоянии гипноза «вернули» в четырехлетний возраст. От близких ей людей стало известно, что в детские годы она любила играть золотыми часами с крышкой, которые давал ей сосед. Хотя в обычном состоянии сознания она это не помнила, в регрессивной ситуации, когда терапевт без слов показал ей свои золотые часы с крышкой, она тотчас признала в нем своего бывшего соседа [М.Эриксон , 2000, стр.39].
  2. Как указывают гипнологи: «Выполнение в гипнотическом состоянии ранее внушаемых испытуемому «нейтральных» действий (перенести туфли из одной комнаты в другую) осуществляется даже при условии, что один из экспериментаторов пытался отговорить испытуемого, используя доводы типа: «Это неудобно», «Человек искать будет»... Испытуемый всё же выполнял внушенное действие, разрешив «конфликт» тем, что на месте взятого предмета оставил записку: «Ваши туфли стоят под стулом направо от первой двери. Их там легко найти». В ответ на просьбу объяснить выполненное действие испытуемый в последующем словесном отчете сообщил: «Ну, какое-то желание... нужно и всё... мне самому странно...» (Психологические исследования творческой деятельности». Под ред.О.К.Тихомирова., М, 1975, стр.148 ).
  3. К.И. Платонов также рассматривал поведение испытуемых в состоянии гипноза как подлинную репродукцию переживаний, соответствующих внушенному возрасту. В качестве проявлений, указывающих на это автор, упоминает представления, отношения к окружающему, интонацию голоса, характер речи, почерка и рисунка. При использовании тестов Бине-Симона К.И. Платонов получил результаты, соответствующие внушенному возрасту. Позицию подлинности вызываемых в гипнозе состояний поддерживают А.Форель, В.В.Средневский, Р.Труэ, Э.Фромм. (См. «Психологические исследования творческой деятельности». Под ред.О.К.Тихомирова., М, 1975, стр.150 ). Произвольное сознательное подражание образцам детского поведения не приводит к решению некоторых тестов тем способом, который использует ребенок в соответствующем возрасте.
  4. А.Р.Лурия, анализируя поведенческий рисунок взрослых испытуемых, находящихся в состоянии возрастной регрессии заключает, что их поведение – это не «разыгрывание детской ситуации, а реальное всплывание тех следов, которые отразились в раннем детстве и которые, казалось бы, исчезли» (А.Р.Лурия. Психология памяти. М., 1970, стр.13).
  5. В состоянии возрастной регрессии изменяются психофизиологические показатели в соответствии со спецификой внушенного возраста. «Полученное электроэнцефалографическое исследование состояний детского возраста является принципиальным и важным доказательством объективности гипнотической регрессии возраста», - констатирует ………. ( стр.170) В гипнозе воспроизводится объективная симптоматика прошлых заболеваний: гипнорепродукционная болезнь, по П.Т.Булатову и П.И.Булю. Эти симптомы не могли воспроизводиться без гипноза. См. «Психологические исследования творческой деятельности». Под ред.О.К.Тихомирова., М, 1975, стр.150, 151 ).
  6. В состоянии гипноза возможно восстановление забытого испытуемым языка (стр.104 Зинченко Т,П, Когнитивная и прикладная психология.М,,-Воронеж, 2000).
  7.  В 1893г. немецкий психиатр Крафт-Эбинг заинтересовался вопросом: «Как долго сохраняются в памяти двигательные навыки, эмоциональные состояния, заученные интеллектуальные приемы и т.п.». Он погружает в гипнотический сон 33-летнюю женщину и внушает ей, что, когда она проснется, ей будет три года. После пробуждения женщина ведет себя так, как это было свойственно ей в трехлетнем возрасте [См. В.И.Лебедев, 1977, стр.68,69]. Крафт-Эбингом считал, что в гипнозе возможно подлинное изменение личности человека, соответствующее внушаемому образу.
  8. В.И.Лебедев, ссылаясь на исследования Н.А.Березанской, приводит примеры ответов взрослых испытуемых, которым внушили в гипнозе, что им пять лет.

«Испытуемая О.

- Почему солнце не падает?

- Потому что большое.

Испытуемая Т.

Почему солнце не падает?

Потому что оно к звездочкам привязано .

Испытуемая С.

Почему луна не падает?

Её прибили.

А кто прибил?

Дядя с самолёта.

Испытуемая Т.

Речка живая?

Да, она по камешкам бегает.

Гора живая?

Нет, она стоит. Стоит, и все.

Поезд живой?

Да, он людей возит.

Испытуемая О.

Луна живая?

Нет. Она светит плохо. Она совсем не нужна. У нас фонари есть.

Что более живое - ящерица или ветер?

Я не знаю, что такое ящерица.

А что более живое - кошка или ветер?

Я знаю сказку про ветер, про мороз и про месяц. Они все братья и в избушке жили. Ветер живой » [В.И.Лебедев, 1977, стр.70].

По характеру этих ответов можно судить, что они точно соответствуют интеллектуальному развитию детей пятилетнего возраста. Интересно то, что никто из профессиональных актеров, которых просили перевоплотиться в пятилетних детей и отвечать на вопросы так, как могли бы отвечать дети в этом возрасте, не справился с этой задачей.

Выводы, которые делают исследователи сводятся к следующему: в состоянии гипноза возможно восстановление в памяти впечатлений первых недель рождения и изменение уровня психической активности человека. Эксперименты с внушенным грудным возрастом, показывают, «что в мозгу имеется хранилище «долговременной бессознательной памяти», из которого при специальных условиях можно извлекать необходимую информацию. Полученные … результаты свидетельствуют об определенной объективной достоверности гипнотических экспериментов возрастной регрессии в основной группе … глубоко гипнабельных испытуемых» ( стр.169 ) Вместе с тем, остается загадочным факт того, каким образом при репродукции бессознательного состояния грудного возраста возможен определенный контакт с гипнологом и как при воспроизведении этих состояний выключается последующий опыт онтогенеза взрослого человека.

Понятно, что в привычных для нас состояниях сознания описанные выше эффекты невозможны. Но, в контексте рассмотрения интересующей нас темы, важен сам факт сохранения как онтогенетически ранних паттернов психомоторной активности, так и способности к воспроизведению первого прижизненного опыта. Последнее имеет еще и особый смысл: человек помнит саму способность к воспроизведению событий прошлого. Почему в состоянии гипноза человек способен вспомнить то, что ни при каких условиях невозможно в привычных состояниях сознания? На этот вопрос я не берусь ответить. Ясно одно, что в подобных состояниях многократно увеличиваются возможности доступа сознания к содержимому памяти. Это происходит, по-видимому, за счет нейтрализации работы тех механизмов, которые в обычных состояниях сознания ограничивают сферу содержимого памяти, потенциально допускающую осознание. Воспоминание (никак процесс, а как результат этого процесса) – есть следствие работы механизма осознания, и следует предположить, что гипнотическое внушение непосредственно влияет на режим работы этого механизма.

Существуют и другие факты, подтверждающие наличие в памяти той информации, которую, как правило, в обычном режиме работы сознания невозможно вспомнить (правда, нередко удается узнать). Как поэтически выразился Иштван Харди, - «память - это прекрасное озеро души, из неизмеримых глубин которого могут выплывать на поверхность все новые и новые сокровища...»

Эмпирическое свидетельство наличия мнемических следов при блокаде сознательного доступа к искомому содержанию памяти, тем не менее, не позволяет экстраполировать частное заключение о сохранности определенного мнемического материала на все возможные случаи запоминания, так как в экспериментальных процедурах испытуемый всегда имеет дело с каким-то определенным стимульным материалом. Иначе говоря, результаты любого, даже самого оригинального и валидного эксперимента дают лишь необходимые, но недостаточные основания для уверенного вывода относительно тотальной сохранности всех мнемических следов. Для подтверждения этого необходимо иметь не эмпирические, а рациональные основания. С тем, чтобы определить такие основания, для начала рассмотрим вопрос о том, что обуславливает эффективность запоминания. Еще Эббингауз выделял следующие факторы, влияющие на продуктивность запоминания: степень осмысленности запоминаемого материала, установка на запоминание, интерес или субъективная значимость информационного материала, структурированность и объем материала, способ запоминания [Г.Эббингауз, 1998, стр.252-258]. Кроме указанных факторов могут иметь существенное значение также время, за которое происходит запоминание; новизна информации; характер деятельности, предшествующей запоминанию и деятельности, заключенной между запоминанием и последующим воспроизведением; эмоциональный настрой испытуемого; положение элемента в предъявляемом ряду (фактор края) и пр.[Т.П. Зинченко; 2000, 94-103]. Допустим, что таких факторов n -ое количество. И едва ли возможно, даже приблизительно, установить число всех возможных переменных, влияющих на продуктивность запоминания. Да это и не нужно. Важно, что эти факторы, в совокупности, определяют эффективность запоминания, или иначе, прочность мнемического следа. Прочность следа памяти правомерно трактовать как интенсивностную характеристику следообразования. Тем самым, эффективность запоминания (глубина того смыслообразования, которое формируется в ходе запоминания [А.Ю.Агафонов, 2000, стр.184]), будет зависеть от степени выраженности, а, следовательно, и от меры влияния на процесс запоминания вышеперечисленных факторов. Для доказательства тотальной сохранности мнемических следов не имеет значения какова прочность следа. Не столь существенно, каким образом определяется и какова величина интенсивности следа. Если след образован, то I > 0, где I - глубина мнемического следа (интенсивность ). Понятно, что если I = 0, говорить о каком - либо содержании памяти не приходится. Если в памяти ничего не отложилось, то в ней ничего и не сохранится. (В связи с обсуждаемым вопросом , можно вспомнить слова А.Н. Леонтьева, который говорил: « А бывает ли исчезновение хранимых следов?» Действительно? А может быть, никогда не бывает ? (Курсив А.А.) ...Все дело в том, что меняется возможность воспроизведения, а след существует независимо. Раз он образовался, то он существует. Это необратимый процесс - следообразование. Припоминание - вот где проблема стоит» [А.Н. Леонтьев, 2000, стр.277]).

Величина интервала удержания, без сомнения, оказывает существенное влияние на эффективность воспоминания. «Время, - отмечают А.М.Вейн и Б.И.Каменецкая, - как будто заставляет бледнеть изображения, сложенные в хранилище нашей памяти, затрудняя их воспроизведение» [А.М.Вейн, Б.И.Каменецкая, 1973, стр.123]. Но при этом нельзя утверждать, что время удержания влияет на сохранность мнемического материала. Длительность хранения может определять лишь степень доступности для сознания этого материала в определенный момент времени. Тем самым, разрешающая способность сознания в отношении доступа к любым событиям прошлого, событиям, о которых "знает" память, регулируется временем хранения информации об этих событиях.

Теперь, мы имеем возможность выразить эту зависимость в следующем виде:

 

где t - время интервала удержания. Очевидно, что t > 0, так как воспроизведение запомненной информации может происходить только после момента запоминания.

I - глубина следообразования;

P - способность к воспроизведению.

 

С увеличением времени уменьшается способность к произвольному воспоминанию. Запишем данное утверждение в другом виде:

Отсюда видно, что при , . Это означает, что в любой момент времени сохраняется потенциальная способность к воспроизведению, т.е. P ¹ 0, ибо, I > 0, хотя вероятность актуализации этой способности уменьшается с увеличением времени хранения информации в памяти. (Еще Н.Н.Ланге высказывал предположение, что «забвение растет пропорционально логарифму времени, протекшего со времени восприятия» [Н.Н.Ланге, 1996, стр.223]).

На основании этого оправдано будет ввести понятие " нижний порог воспоминания " и выделить в памяти три относительно независимые зоны, каждая из которых, представляет собой совокупность смысловых областей [А.Ю.Агафонов, 2000, стр.184,185].

Первая мнемическая зона состоит из таких следообразований, к которым доступ для сознания всегда открыт. В момент времени t x , человек произвольно способен воспроизвести ту информацию, которая было запомнена в момент времени t 0 . Эта зона фактически и является надпороговой зоной воспоминания .

Вторая мнемическая зона состоит из таких следов, доступ к которым ограничен. Однако, при попытке воспроизвести информацию, которая содержится в этой зоне, человек всегда помнит о том, что именно он хочет вспомнить, хотя при этом не может вспомнить. Это как раз тот случай, которому соответствует феномен "на кончике языка". Это - пороговая зона или зона модуляции порога воспоминания.

Третья мнемическая зона образована из таких следов, которые память хотя и хранит, но доступ к ним для сознания всегда закрыт. Иначе говоря, в каждый момент времени, сознательное усилие, направленное на воспроизведение этого содержания памяти, является невозможным, так как человек, храня в памяти эту информацию, не осознает то, что ему нужно вспомнить. Другими словами, человек помнит, но не может вспомнить то, что он помнит, так как он не помнит, что именно он должен вспомнить.

Резюмируя сказанное, сформулируем закон тотальной сохранности мнемических следов : при сохранении всех мнемических следов, способность к их воспроизведению зависит от отношения интенсивности следообразования ко времени интервала удержания следа в памяти.

Эмпирическими аналогами «интенсивности следообразования» могут рассматриваться «значимость информации», «яркость впечатления», «субъективная важность» и т.п.

Я специально не касаюсь вопроса о том, что происходит с мнемическими следами с течением времени; каким образом и в каких связях с другими смыслами мнемики они продолжают существовать. Ранее было обосновано положение, согласно которому, «смысл существует необособимо от своих областей» [А.Ю.Агафонов, 2000, стр.80]. Кроме этого, отдельно взятый смысл может входить в различные области других смыслов. Очевидно, что смысловая информация, хранящаяся в памяти, может ассимилироваться с уже ранее запомненной, обобщаться, редуцироваться и т.д. Однако, в каком бы виде, и каким бы образом запомненная информация в памяти ни сохранялась, она никогда из памяти не исчезнет, даже, несмотря на то, что после момента запоминания пройдет продолжительное время. Воспоминание - это активная когнитивная деятельность, в рамках которой не репродуцируется, а реконструируется прожитый опыт. В силу этого, становятся объяснимыми искажения, нередко сопутствующие процессу воспоминания. Вместе с тем, надо отметить, что неординарные, яркие эпизоды своей жизни, включая, и события самого раннего детства, человек в состоянии восстановить в памяти даже по прошествии десятков лет. Именно о такого рода впечатлении мы обычно говорим: «оставило глубокий след в памяти». Г.Эббингауз писал: «Переживания, сопровождаемые сильным удовольствием или неудовольствием, неискоренимо, ... , запечатлеваются и часто после многих лет вспоминаются с большой отчетливостью» [Г. Эббингауз, 1998, стр.258]. Но едва ли в обычном состоянии сознания можно произвольно вспомнить содержание скучного разговора, который состоялся неделей раньше, если, конечно, в каком-либо смысле, этот разговор не является субъективно значимым.

Зачем собственно человеку помнить обо всем? Давайте рассуждать. Допустим, память располагает критериями, согласно которым часть информации следует сохранять для будущего, а часть нет. Такого рода допущение требует специальной логики обоснования функционального назначения таких критериев селекции. Кроме того, необходимо объяснить почему, если они действительно существуют и являются инвариантными относительно любых частных эмпирических случаев, они именно такие, а не другие. Во всяком случае, не думаю, что одним из таких критерий может служить «полезность информации». Так как запоминание всегда происходит в актуальный момент текущего настоящего (это актуально работающий механизм сознания), поэтому нельзя знать наперёд, что окажется полезным, а что бесполезным с точки зрения будущего. Ведь будущего всегда еще нет. Не будет ли более простым, и, вместе с тем, более рациональным, другой вариант решения этой головоломки. Может человек и должен запоминать всё, поскольку не может знать, что ему понадобиться завтра. Иначе говоря, запоминать впрок, на всякий случай. Ведь поставленный в начале вопрос можно переформулировать и в отрицательном смысле: «Зачем человеку запоминать, для того чтобы затем забыть?».

ПЕРЕПИСАТЬ,ЧТО НИЖЕ

С тем, чтобы прояснить выраженную позицию, следует отметить одно важное обстоятельство. В реальности, т.е. в том или ином эмпирическом случае, как на объём запоминаемой информации, так и на время её хранения наложены определённые ограничения. Это означает, что какие-то критерии существуют, если мы обсуждаем конкретные примеры запоминания и хранения информации. Рассмотрение памяти как эмпирического явления предполагает широкий спектр допущений, о критериях селекции информации при запоминании и факторах, обуславливающих забывание. Традиционно, такими факторами называют интерференцию со стороны вновь поступающей информации, и затухание следов с течением времени. Память же, взятая в рассмотрении как идеализация, т.е. ни как эмпирический предмет изучения, сохраняет всю когда-либо поступающую в неё запомненную информацию. Как показывают выше приведенные примеры, информация сохраняется с отметкой о времени её поступления. К аналогичному выводу приходит Е.Н.Соколов «Механизмы П» М,69,с.5. Наша позиция заключается в том, что на работу памяти как идеального образования, в отличии от А А конкретного эмпирического субъекта не могут быть наложены какие-либо ограничения. Критериев селекции информации и её сохранения в идеале не может существовать. Именно по причине того, что мы исследуя эффекты работы памяти, хотя и имееи дело со вполне определенными испытуемыми, которые обнаруживают свои индивидуальные особенности, предметом изучения является сам феномен памяти, а память тех или иных её эмпирических носителей.

Как ни парадоксально, труднее объяснить фактическую возможность забывания, чем длительной сохранности мнемических следов. Во первых, по причине того тривиального факта, что в эксперименте и естественно, в житейской практике мы имеем дело только с опытными данными воспроизведения и воспроизведение информации это разные процессы памяти. Во вторых, при наличии опровергающих случаев, (а их описано неисчислимое количество) т.е. фактов сверх длительного сохранения информации допущение о возможности забывания никак явление тождественного не воспроизведению, а как причины не воспроизведения становиться несостоятельным. При этом ссылка на индивидуальные особенности при такого рода объяснениях является методически несостоятельной, так как если хотя бы один человек обнаруживает феноменальную память значит пределы возможностей сохранения информации для человека в принципе не могут быть. В противном случае, следует считать тех, кто обладает феноменальной памятью не совсем людьми, или более чем людьми, ведь они демонстрируют способности невозможные для подавляющего большинства людей. Минимум возможностей памяти как идеального явления должен определяться по максимуму возможностей памяти эмпирического субъекта. Следовательно, гипотезу о тотальной сохранности всех мнемических следов может подтверждать всего один единственный эмпирический случай. (Вспомним мнение К.Левина по этому поводу.)

225. Августин А. Исповедь. / Психология памяти. Под ред. Ю.Б. Гиппенрейтер, В.Я. Романова. М., 1998. С. 23.

226. Августин А. Указанное сочинение. С. 23 - 24.

Назад | Содержание | Вперед